Все дозволено - Страница 50

Капитан засмеялся:

— А мы с вами, Библ, как клоуны на манеже. Так и будем поступать, как клоуны. Разыграем репризу. Я, допустим, буду показывать, что наливаю из бутылки в стакан, а вы разводите руками, качаете головой и всем видом демонстрируйте, что не поняли, отчетливо произнося при этом: «Не понимаю, нет!» Я тут же повторяю спектакль, вы — тоже. Потом в третий раз показываю, уже раздраженно крича: «Понятно?» Вы радостно подпрыгивайте и тоже кричите: «Да, да! Понял! Понятно!» Начинаем. Только серьезно.

Они и проделали это серьезно, не спеша, произнося слова отчетливо, не проглатывая ни буквы. А по окончании представления Капитан, обернувшись к зрителям, громко спросил:

— Поняли?

— Поняли,- неожиданно четко, без малейшего акцента ответил по-русски зал.

— Значит, понятно? — переспросил Капитан.

— Понятно, понятно.

— Да или нет?

— Да, да!

— Молниеносное обучение,- усмехнулся Капитан и сказал вполголоса Библу: — Начинаем второй урок. Сначала объясним местоимения: я, ты, он, мы, вы, они. Проще простого.

Объяснили.

— Еще реприза. Я делаю несколько шагов, вы стоите. Я говорю: «Я иду, он не идет», подчеркивая частицу «не». То же с глаголами «есть» и «пить». А теперь обращаюсь к аудитории: «Вы не поняли?»

— Нет, поняли,- отчеканил зал.

— Мне одно не ясно,- шепнул Капитан Библу,- почему они так быстро все это усваивают?

— Во-первых, эмоциональное эхо. Во-вторых, шлемы. Вы видите- все тоже в шлемах. Должно быть, мы не совсем точно понимаем их назначение. Вероятно, они и улавливают смысл звучащего слова, и непосредственно воспринимают зрительный образ. Скажем условно: киберпатия.

— Ки-бер-патия,- отчетливо повторил их знакомец, сидевший поблизости в первом ряду.- «Нет шлемы» — непонятно, «да шлемы» — понятно. Только шлемы. Без них нельзя.

— А ведь мы не объясняли им слов «только» и «нельзя». И склонять местоимения тоже не учили,- удивился Капитан.

Но ответил не Библ, а человечек в голубой куртке.

— Много слов мы понимать из разговоры ты и он.- Он указал попеременно на обоих.- Вы говорить больше, мы понимать больше.

Капитан рванул кресло к Библу.

— Вот это я понимаю- контакт! Еще три урока, и ученики могут сдавать экзамен на аттестат зрелости. На большой палец. Все говорить и все понимать. Три урока,- повторил он, загибая пальцы на руке.- Три!

— Один,- возразил голубокожий и в свою очередь загнул палец.- Один. Мы понимать и слова-мысли. Говорить в уме — видеть. А мы — понимать.

— У них уже и сейчас есть запас слов, необходимый для разговора,- сказал Капитан Библу,- только почему обучение односторонне? Без взаимности.

— Вероятно, они лингвистически способнее, да и язык их, пожалуй, нам недоступен, и они это заметили.

— Странный язык. Или придыхания, или горловые фиоритуры. Как у тирольских певцов.

— А вы прислушайтесь,- сказал Библ, оглядывая ряды амфитеатра.- Слышите? Совсем по-птичьи. Как з лесу. Цокают и пересвистываются.

Он еще раз оглядел окружающие их кресла. Голубые куртки сидели тихо, как примерные дети, не вскакивая и не меняя мест. В странной схожести лиц теперь уже Библ заметил различия. Не было того однообразия молодости, какое они видели в зеленосолнечной школе,- их окружали здесь и юношеские, и зрелые лица, иногда морщинистые и даже небритые. Были и женские — их отличали овал лица, несколько удлиненный, более мелкие черты его и кокетливое разнообразие даже в мальчишеской короткой стрижке. Кто они? Если принять гипотезу Алика о резервациях-заповедниках, то где же эти заповедники? Здесь или в Аоре? Неизвестно зачем откармливаются бездельники-потребители и трудятся умницы-производители за пультами световых и цветных чудес. Правда, последние некоммуникабельны в отличие от телепатически общительных гедонийцев зеленой и синей фаз. Но некоммуникабельность сопровождает, по-видимому, только рабочий процесс. А здешние трудовые процессы- это непостижимые вершины науки и техники. Значит, здесь хозяева, а не там, в лучах других ложных солнц. Капитан, кажется, не очень задумывается над этим, он с удовольствием играет в свой лингвистический цирк. Да полно, цирк ли это? Люди смешно искажают грамматику речи, но разве не удивительно то, что словарь их пополняется быстрее, чем у самого совершенного кибернетического ретранслятора. А сумма грамматических искажений уменьшается обратно пропорционально числу новых слов. Закономерность? Да. И в ней показатель не только трудностей возникающего контакта, но и взаимной в нем заинтересованности.

Мысли Библа прервал настороженный шепот Капитана:

— Тсс… Слышите? Совсем другой звук. Похоже, что мы уже не в лесу, а на пасеке.

Из темного прохода,соединявшего этот зал с перекрестком движущихся дорожек-лент, вдруг послышалось негромкое ровное гудение. Так гудит или отработанный механизм, или встревоженный улей.

— Ложиться на пол! — крикнул им их знакомец из первого ряда.- Не говорить. Не шуметь. Тихо.

Капитан и Библ недоуменно повиновались.

А из прохода в пространство манежа не спеша выплыла медная летающая тарелка. Может быть, и не медная, но блестевшая, как хорошо отполированная и начищенная медь. Библ пошевельнулся и поднял голову. Тарелка тотчас же устремилась в его сторону и повисла высоко в воздухе, небольшая, около полуметра в диаметре, и выпуклая лишь с одной стороны, что делало ее еще более похожей на тарелку или скорее на блюдо или поднос.

С тем же пчелиным гудением она начала спускаться, не выходя из пределов манежа. Три метра, два метра, полтора… «Сейчас она придавит нас или накроет как одеялом»,- подумал, прижимаясь к пластику пола, Библ. На минуту ему стало страшно, но тарелка, покружившись над ними, снова поднялась и, покачиваясь в воздухе,медленно поплыла над амфитеатром. Голубокожие молчали, не двигаясь,вдавленные тревогой в кресла. А тарелка, сделав несколько кругов и восьмерок в притихшем зале, так же не спеша скрылась в темном проходе. Пчелиный гул ее, все еще слышный и за пределами «цирка», постепенно умолк.